Неточные совпадения
— Не буду, Лина, не сердись! Нет, Самгин, ты почувствуй: ведь это владыки наши будут, а? Скомандуют:
по местам! И все
пойдет, как
по маслу. Маслице, хи… Ах, милый, давно я тебя не видал! Седеешь? Теперь мы с тобой
по одной
тропе пойдем.
Прислуга Алины сказала Климу, что барышня нездорова, а Лидия ушла гулять; Самгин спустился к реке, взглянул вверх
по течению, вниз — Лидию не видно. Макаров играл что-то очень бурное. Клим
пошел домой и снова наткнулся на мужика, тот стоял на
тропе и, держась за лапу сосны, ковырял песок деревянной ногой, пытаясь вычертить круг. Задумчиво взглянув в лицо Клима, он уступил ему дорогу и сказал тихонько, почти в ухо...
Клим остановился. Ему не хотелось видеть ни Лютова, ни Макарова, а
тропа спускалась вниз,
идя по ней, он неминуемо был бы замечен. И подняться вверх
по холму не хотелось, Клим устал, да все равно они услышали бы шум его шагов. Тогда они могут подумать, что он подслушивал их беседу. Клим Самгин стоял и, нахмурясь, слушал.
«Дурачок», — думал он, спускаясь осторожно
по песчаной
тропе. Маленький, но очень яркий осколок луны прорвал облака; среди игол хвои дрожал серебристый свет, тени сосен собрались у корней черными комьями. Самгин
шел к реке, внушая себе, что он чувствует честное отвращение к мишурному блеску слов и хорошо умеет понимать надуманные красоты людских речей.
«Такие голоса подстрекают на скандалы», — решил Самгин и
пошел прочь, к станции,
по тропе, рядом с рельсами, под навесом елей, тяжело нагруженных снегом.
Лютов говорил близко, за тесной группой берез, несколько ниже
тропы,
по которой
шел Клим, но его не было видно, он, должно быть, лежал, видна была фуражка Макарова и синий дымок над нею.
Останови он тогда внимание на ней, он бы сообразил, что она
идет почти одна своей дорогой, оберегаемая поверхностным надзором тетки от крайностей, но что не тяготеют над ней, многочисленной опекой, авторитеты семи нянек, бабушек, теток с преданиями рода, фамилии, сословия, устаревших нравов, обычаев, сентенций; что не ведут ее насильно
по избитой дорожке, что она
идет по новой
тропе,
по которой ей приходилось пробивать свою колею собственным умом, взглядом, чувством.
Вследствие того что мы рано встали, мы рано выступили и с бивака.
Тропа по-прежнему
шла по берегу моря. После реки Сюригчи на значительном протяжении
идут метаморфические глинистые сланцы.
Отойдя от бивака километра четыре, я нашел маленькую тропинку и
пошел по ней к лесу. Скоро я заметил, что ветки деревьев стали хлестать меня
по лицу. Наученный опытом, я понял, что
тропа эта зверовая, и, опасаясь, как бы она не завела меня куда-нибудь далеко в сторону, бросил ее и
пошел целиной. Здесь я долго бродил
по оврагам, но ничего не нашел.
Я рассчитывал часть людей и мулов направить
по тропе вдоль берега моря, а сам с Чжан Бао, Дерсу и тремя стрелками
пойти по реке Адимил к ее истокам, затем подняться
по реке Билимбе до Сихотэ-Алиня и обратно спуститься
по ней же к морю.
Дерсу встал и разбросал в стороны костер. Стало вдвое темнее. Через несколько минут мы
шли назад
по тропе. Дерсу молчал, и я молчал тоже.
По следам он узнал все, что произошло у нас в отряде: он видел места наших привалов, видел, что мы долго стояли на одном месте — именно там, где
тропа вдруг сразу оборвалась, видел, что я
посылал людей в разные стороны искать дорогу.
Поднявшись на ее гребень, он увидел, что карниз,
по которому
идет тропа, покрыт льдом.
28, 29 и 30 августа были посвящены осмотру реки Сяо-Кемы. На эту экскурсию я взял с собой Дерсу, Аринина, Сабитова и одного мула. Маршрут я наметил
по реке Сакхоме до истоков и назад, к морю,
по реке Горелой. Стрелки с вьючным мулом должны были
идти с нами до тех пор, пока будет
тропа. Дальше мы
идем сами с котомками, а они той же дорогой возвращаются обратно.
Тропа от моря
идет вверх
по долине так, что все протоки Иодзыхе остаются от нее вправо, но потом, как раз против устья Дунгоу, она переходит реку вброд около китайских фанз, расположенных у подножия широкой террасы, состоящей из глины, песка и угловатых обломков.
Все время мы
шли левым берегом
по зверовой
тропе. Таких
троп здесь довольно много. Они слабо протоптаны и часто теряются в кустах. Четвероногие
по ним
идут свободно, но для человека движение затруднительно. Надо иметь большую сноровку, чтобы с ношей за плечами прыгать с камня на камень и карабкаться
по уклону более чем в 40 градусов.
Часов в 12 дня мы были около большой скалы Мафа, что по-удэгейски значит «медведь». Действительно, своими формами она очень его напоминает и состоит из плотного песчаника с прослойками кварца и известкового шпата. У подножия ее
шла свежепротоптанная
тропа; она пересекала реку Кулумбе и направлялась на север. Дерсу за скалой нашел бивак.
По оставленным на нем следам он узнал, что здесь ночевал Мерзляков с командой, когда
шел с Такемы на Амагу.
От тазовских фанз вверх
по долине
идет пешеходная
тропа. Она придерживается левого берега реки и всячески избегает бродов. Там, где долина суживается, приходится карабкаться
по скалам и даже
идти вброд
по воде. Первые «щеки» (из кварцепорфирового туфа) находятся в 12 км от моря, вторые будут на 2,5 км выше. Здесь в обнажениях можно видеть диабазовый и сильно хлоритизированный порфирит. В углублении одной из скал китайцы устроили кумирню, посвященную божеству, охраняющему леса и горы.
Идти прямо
по тропе опасно, потому что карниз узок, можно двигаться только боком, оборотясь лицом к стене и держась руками за выступы скалы.
Тут
тропы опять разделились. Первая ведет на перевал к реке Илимо (приток Такемы), а
по второй нам следовало
идти, чтобы попасть в истоки реки Горелой. Дерсу снял котомку и стал таскать бурелом.
27 сентября было посвящено осмотру реки Найны, почему-то названной на морских картах Яходеи-Санка. Река эта длиной 20 км; истоки ее находятся в горах Карту, о которых будет сказано ниже. Сначала Найна течет с севера на юг, потом поворачивает к юго-востоку и последние 10 км течет к морю в широтном направлении. В углу, где река делает поворот, находится зверовая фанза. Отсюда прямо на запад
идет та
тропа,
по которой прошел А.И. Мерзляков со своим отрядом.
Тропа начинается от самого дома старовера и
идет по левому берегу реки.
Здесь
тропы первый раз разделились: одна
пошла вверх
по реке, другая — куда-то вправо.
За перевалом
тропа идет по болотистой долине реки Витухэ.
По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей. На сухих местах царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка привела нас к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась широкая долина реки Кусун. Вдали виднелись китайские фанзы.
Путь
по реке Квандагоу показался мне очень длинным. Раза два мы отдыхали, потом опять
шли в надежде, что вот-вот покажется море. Наконец лес начал редеть;
тропа поднялась на невысокую сопку, и перед нами развернулась широкая и живописная долина реки Амагу со старообрядческой деревней
по ту сторону реки. Мы покричали. Ребятишки подали нам лодку. Наше долгое отсутствие вызвало у Мерзлякова тревогу. Стрелки хотели уже было
идти нам навстречу, но их отговорили староверы.
Я бросил
тропу и
пошел прямо
по направлению огня.
По мере того как мы удалялись от фанзы,
тропа становилась все хуже и хуже. Около леса она разделилась надвое. Одна, более торная,
шла прямо, а другая, слабая, направлялась в тайгу. Мы стали в недоумении. Куда
идти?
На другой день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана
шли 2
тропы: одна — вниз,
по реке Синанце, а другая — вправо,
по реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я
пошел по Синанце, то вышел бы прямо к заливу Джигит. Тогда побережье моря между реками Тютихе и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
Тропа долгое время
идет по хребту Сихотэ-Алинь, затем спускается в долину Дунбейцы (северо-восточный приток Ли-Фудзина) и направляется
по ней до истоков.
Часа два
шли мы
по этой
тропе. Мало-помалу хвойный лес начал заменяться смешанным. Все чаще и чаще стали попадаться тополь, клен, осина, береза и липа. Я хотел было сделать второй привал, но Дерсу посоветовал пройти еще немного.
С перевала
тропа шла вниз
по маленькому ключику и скоро пересекла небольшую горную речку Мулумбе (по-орочски — Мули), впадающую в озеро Хунтами. Китайцы название это толкуют по-своему и производят его от слов «му-лу», что значит — самка изюбра.
Около Черных скал
тропа разделилась. Одна (правая)
пошла в горы в обход опасного места, а другая направилась куда-то через реку. Дерсу, хорошо знающий эти места, указал на правую
тропу. Левая,
по его словам,
идет только до зверовой фанзы Цу-жун-гоу [Цун-жун-гоу — поляна в лесу около реки.] и там кончается.
Оставив всех людей на биваке, мы с Дерсу
пошли на Сихотэ-Алинь. Для этого мы воспользовались одним из ключиков, текущих с водораздела к реке Синанце. Подъем был сначала длинный и пологий, а затем сделался крутым. Пришлось
идти без
тропы по густой кустарниковой заросли, заваленной горелым лесом.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась река.
Тропа стала часто переходить с одного берега на другой. Деревья, упавшие на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что
тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной
тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и
пошли не
по той дороге. Наша
тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
Из его слов удалось узнать, что
по торной
тропе можно выйти на реку Тадушу, которая впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та
тропа, на которой мы стояли,
идет сперва
по речке Чау-сун [Чао-су — черная сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
Повороты были так круты, что кони не могли повернуться и должны были делать обходы; через ручьи следы
шли по бревну, и нигде
тропа не спускалась в воду; бурелом, преграждавший путь, не был прорублен; люди
шли свободно, а лошадей обводили стороной.
Далее
тропа идет по реке Вандагоу [Вань-да-гоу — извилистая большая долина.], впадающей в Тютихе недалеко от устья. Она длиной около 12 км, в верхней части — лесистая, в нижней — заболоченная. Лес — редкий и носит на себе следы частых пожарищ.
Манзы сначала испугались, но потом, узнав, в чем дело, успокоились. Они накормили нас чумизной кашей и дали чаю. Из расспросов выяснилось, что мы находимся у подножия Сихотэ-Алиня, что далее к морю дороги нет вовсе и что
тропа,
по которой прошел наш отряд,
идет на реку Чжюдямогоу [Чжу-цзя-ма-гоу — долина семьи Чжу, где растет конопля.], входящую в бассейн верхней Улахе.
Я понял, что присутствие мое нежелательно, и
пошел назад
по тропе.
Дальше
тропа пошла по долине реки Аохобе, придерживаясь левой ее стороны.
Приблизительно еще с час мы
шли лесом. Вдруг чаща начала редеть. Перед нами открылась большая поляна.
Тропа перерезала ее наискось
по диагонали. Продолжительное путешествие
по тайге сильно нас утомило. Глаз искал отдыха и простора. Поэтому можно себе представить, с какой радостью мы вышли из леса и стали осматривать поляну.
Близ земледельческих фанз река Лефу делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения в озеро Ханка. Как раз против Тудинзы река Лефу принимает в себя еще один приток — реку Отрадную.
По этой последней
идет вьючная
тропа на Майхе.
Летом, когда
идешь по лесу, надо внимательно смотреть, чтобы не потерять
тропу. Зимой, покрытая снегом, она хорошо видна среди кустарников. Это в значительной степени облегчило мне съемку.
Отдохнув здесь немного, мы
пошли снова к Сихотэ-Алиню.
По мере приближения к гребню подъем становился более пологим. Около часа мы
шли как бы
по плоскогорью. Вдруг около
тропы я увидел кумирню. Это служило показателем того, что мы достигли перевала. Высота его равнялась 1190 м. Я назвал его Рудным. Отсюда начался крутой ступенчатый спуск к реке Тютихе.
После спуска с перевала
тропа некоторое время
идет по береговому валу, сложенному из окатанной гальки, имея справа море, а слева — болото.
Там, где ранее было древнее устье,
тропа взбирается на гору и
идет по карнизу.
От корейской фанзы вверх
по реке Мутухе
идет тропа.
Отсюда вверх
по Лефу
шли 3
тропы.
Я поднял его, посадил и стал расспрашивать, как могло случиться, что он оказался между мной и кабанами. Оказалось, что кабанов он заметил со мной одновременно. Прирожденная охотничья страсть тотчас в нем заговорила. Он вскочил и бросился за животными. А так как я двигался
по круговой
тропе, а дикие свиньи
шли прямо, то, следуя за ними, Дерсу скоро обогнал меня. Куртка его
по цвету удивительно подходила к цвету шерсти кабана. Дерсу в это время пробирался
по чаще согнувшись. Я принял его за зверя и выстрелил.
От Сянь-ши-хезы
тропа идет по правому берегу реки у подножия высоких гор. Через 2 км она опять выходит на поляну, которую местные китайцы называют Хозенгоу [Ло-цзы-гоу — долина, имеющая форму лемеха плуга.]. Поляна эта длиной 5 км и шириной от 1 до 3 км.